Хм, Кенсай, это стихотворение напомнило мне один мой рассказ (нескромно, а что поделать

). Я написал его достаточно давно - но, пожалуй, выложу здесь (всё равно, по ссылке, которую я раньше в этой теме дал, почти никто не ходит).
Хм, глянул сейчас на дату написания рассказа - 17.02.06. Считай, ровно три года назад.
А стих классный!

БАРД И МЕНЕСТРЕЛЬ
- Менестрель! Я ещё не слышал сегодня твоих песен. – Голос главы клана разбивает хрустальную вязь мечтаний о дальних странствиях, коим я предаюсь с самого начала пира.
Всё как всегда – ни один вечер не обходится без того, чтобы меня не попросили спеть. Предводителю нравятся мои песни – и если он сам молчит, то кто-нибудь из его соратников, желая порадовать главу, непременно выкрикнет моё имя. Да погромче – чтобы глава заметил.
Порой мне это кажется смешным и жалким – когда я вдруг забываю, что и сам готов петь до хрипоты ради благосклонности того, кто сидит на троне. Таков наш мир – лучше быть с сильными, если не хочешь прозябать в нищете.
И потому я ловко скрываю недовольство, родившееся в душе из-за прерванных грёз – на моём лице должна быть улыбка.
А душа… душа может плакать, если ей того хочется. Этого никто не увидит.
Лёгкий полупоклон, – я любимый менестрель главы, имею право не падать ниц – и вот уже лютня в моих руках, пальцы ложатся на струны.
- Какую песню хотел бы ты услышать, о повелитель?
- Спой о победе, менестрель.
Я улыбаюсь, ибо ждал именно этого ответа.
И под сводами пиршественного зала рождаются первые звуки торжественной песни, прославляющей подвиги нашего предводителя.
Аккорд за аккордом, строфа за строфой – раз за разом одно и тоже. Мне даже кажется, что время поймало меня в какую-то ловушку – все вечера слились в один, и не отпускают меня, заставляя ходить по кругу.
Я пою, не сводя глаз с главы – так положено – и потому вижу, как к нему подходит один из его самых старых друзей и соратников. Он что-то шепчет повелителю на ухо. А потом они оба смотрят на меня, и на их лицах появляются странные улыбки.
И мне вдруг становится тревожно. Я не знаю, почему.
Проступки? За мной нет ничего, что опорочило бы меня в глазах предводителя, и потому нет причин ждать его гнева.
Навет старых врагов? Был один – менестрель, чьё место я занял. Но люди говорят – он спился и сейчас с трудом может вспомнить своё имя.
И всё же тревога обвивает своими щупальцами мою душу. Я почему-то уверен – впереди меня ждёт что-то очень важное. Пока не знаю, плохое или хорошее. Но уже в этот миг не сомневаюсь – жизнь моя изменится.
Такое порой бывает со мной. И ошибаться мне ещё не приходилось.
Однако я продолжаю петь, словно ничего не заметив – не могу оборвать песню, не могу позволить себе сбиться.
И вот стихают последние отголоски мелодии. Снова лёгкий полупоклон повелителю – я жду его слова. Взяться ли мне вновь за струны, или пока достаточно и этого? Всё, как всегда.
Глава вновь улыбается.
- У тебя появился соперник, менестрель. – Он смотрит на меня, не отводя взгляда.
А я, забыв на миг обо всех правилах приличия, не опускаю глаз. Я замер, и ничего не могу с собой поделать. Соперник?! Кто?!
Слышу за спиной тихий ропот. Соратники предводителя в недоумении – почему ещё не наказан дерзкий менестрель за наглость свою?
Но тот, кто сидит на троне, не гневается. И я вдруг понимаю – он доволен. Он наслаждается моей растерянностью.
- Сейчас его приведут, менестрель. И начнётся состязание. Мы же станем судьями вам. А пока сядь, отдохни.
Я с трудом заставляю своё задеревеневшее тело сойти с места. И, кое-как добравшись до стула, падаю на него.
В голове моей – хаос первозданный.
Соперник…
И я понимаю, что боюсь. Боюсь потерять всё, что у меня есть. Боюсь повторить путь своего предшественника. Боюсь оказаться на обочине жизни и снова искать в себе силы, чтобы лезть наверх.
Нет, неправильно. Я не боюсь. Я в ужасе.
Ибо за годы безмятежной жизни разленился, обмяк. Утратил ту хватку, тот напор, что были моими помощниками когда-то. И то, что телом я ещё молод, ничего не значит – моей душе хватает сил лишь на пустые грёзы о дальних странствиях. На которые я, скорее всего, никогда не решусь – сама мысль о лишениях и тяготах этого пути страшит меня.
Я знаю – надо преодолеть страх. Надо взять душу в кулак. Иначе – пропаду.
И я начинаю борьбу с самим собой. Вспоминаю дни, когда сражался с тем самым менестрелем за благосклонность повелителя. Вспоминаю, как пел в этом же самом зале.
Перед моим взором снова оживают картины из прошлого.
Восхищение в глазах соратников главы клана.
В его глазах.
Слово предводителя – «Отныне ты – мой менестрель. Да будет так».
Боль и страх во взгляде побеждённого…
Силы начинают возвращаться ко мне. Потихоньку, тонким ручейком – но я рад и этому.
Стиснув зубы, даю себе клятву – не сдамся. Одним махом опорожняю кубок, наполненный до самых краёв вином. Вкуса прекрасного напитка не чувствую.
Опускаю руку – и вижу его. Соперника. Менестреля.
Он стоит на моём месте – посередине зала. Одет просто. Но держится свободно. Смотрит в глаза повелителя, и словно не замечает всё того же возмущённого ропота за своей спиной, не видит гневных взглядов, что кидают на него сидящие рядом с главой воины.
Я доволен – это нахальство мне на руку.
- Приветствую тебя, менестрель. Из каких краёв ты пришёл к нам? – Голос властелина спокоен. И мне становится ясно – он пока что и не думает сердиться. Ему интересно.
- Приветствую тебя, глава клана. – Чужак всего лишь на миг опускает голову. – Путь мой лежал из Столицы. Но я не менестрель. Я бард.
Глаза сидящих в зале широко открываются – вместе со ртами. Тишина окутывает нас. Мы все поражены – он осмелился возражать предводителю! Да ещё так грубо! И мы ждём расправы над наглецом – немедленной и беспощадной.
Но глава сидит и смотрит на барда. Только смотрит. Молча. А потом обводит взглядом зал. И усмехается, поняв, о чём мы сейчас думаем.
- Что же, пусть будет бард. Но я хочу, чтобы ты объяснил мне – чем звание менестреля неприятно тебе?
- Приязнь или неприязнь тут ни при чём, глава клана. Я странник, и не привык подолгу оставаться на одном месте, услаждая своим пением слух сильных мира сего – подобно ему. – И незнакомец указывает рукой на меня. – Лишь несколько дней провожу я в каждом городе или деревне – а затем дорога вновь зовёт меня за собой. Потому зовусь бардом.
Тут на лице барда появляется усмешка – и я с удивлением вижу в ней лёгкую печаль.
– Да и не каждому властителю по сердцу мои песни, глава клана…
Мой повелитель откидывается на спинку своего трона. Я внимательно смотрю на него – и ликование наполняет мою душу. Мне уже ясно – бояться нечего. Я останусь менестрелем.
Но всё же червь сомнения ещё гложет мою душу – слишком странно ведёт себя сегодня глава клана. Он не гневается на барда. Хотя я не раз был свидетелем того, как жестокая кара настигала людей, дерзнувших перечить властелину.
И вдруг озарение снисходит на меня - предводитель развлекается. Однообразные пиры с бесчисленными восхвалениями наскучили ему. Поэтому бард будет жить – пока не надоест нашему властителю.
- Ты говоришь, не каждому из нас по сердцу твои песни? – Глава нарушает молчание. – Это интересно. Мне сказали, ты пел на площади для простолюдинов – и они хвалили тебя. Я хочу услышать, как ты поёшь. Кто знает, может, и мне понравится твоё пение, бард. Хоть ты и говоришь, что не привык услаждать слух сильных мира сего. Но прежде пусть споёт мой менестрель. И лучшего из вас я щедро вознагражу.
Я встаю, беру в руки лютню. И ощущаю, как внутри меня разливается радость – страх растаял без следа, я вновь готов петь. А обещание награды придаёт мне новые силы.
Выхожу в центр зала, становлюсь рядом с бардом – и уже знаю, какую песню спою. Её я считаю лучшей из всех, созданных мною.
Взлетает ввысь мелодия, и вторит ей мой голос, сплетаясь воедино с музыкой.
Я закрываю глаза, и вижу то, о чём пою.
Стяги, гордо реющие над строем рыцарей, закованных в латы; клинки, сияющие на солнце; развевающиеся от ветра волосы на непокрытой голове предводителя – он не боится смерти, ибо та сама бежит от него прочь. А чуть поодаль застыла вражеская армия – грозная, могучая, но обречённая на поражение.
И начинается битва. Яростно сражаются рыцари главы клана против нечестивцев и прочего сброда – наших противников. Мой повелитель на острие атаки – разит без промаха, ибо правда на его стороне.
Настаёт миг победы – враги обращены в бегство или убиты. Пленным дарована жизнь – мы милостивы.
Я замолкаю и бессильно опускаю руки, чувствуя себя пустым сосудом – так, как сейчас, я не пел уже очень давно. А может, не пел никогда.
Грохот хлопков в ладоши обрушивается на меня. Все сидящие в зале, как один, встали и благодарят меня. А юный паж повелителя подносит мне кубок со стола главы.
Я кланяюсь. Я счастлив. Кидаю снисходительный взор на барда – что ты сможешь противопоставить мне, певец простолюдинов?
И торжествующая улыбка застывает на моём лице. Ибо я вижу в глазах соперника печаль и жалость. Он жалеет меня!
Растерянность овладевает мной. Почему бард так странно смотрит на меня? И тут же в душе рождается гнев – пусть лучше себя оплакивает! Ведь его скоро освищут – кому интересны незатейливые песенки для черни!
Я презрительно улыбаюсь в ответ, разворачиваюсь, и возвращаюсь на своё место. Предвкушая награду от повелителя, жду, когда же начнёт петь этот сумасшедший.
- Твоя очередь, бард. Покажи нам, на что ты способен. – Глава улыбается ему – но улыбка холодна. И это – хороший знак.
Соперник кивает головой. И, не говоря больше ни слова, прикасается к струнам своей лютни.
Тихий перезвон плывёт по залу. В нём слышится какая-то странная робость – и вместе с тем затаённая сила, с которой мало что может сравниться. Словно только-только начавшаяся весенняя капель – она почти ещё незаметна и в любой миг может исчезнуть, стоит лишь солнцу скрыться за тучами. Но каждый знает – это глас весны, пред которой бессильны пусть даже самые жестокие зимние морозы.
Я вдруг понимаю – мелодия уже подчиняет меня себе, помимо моей воли. Пытаюсь избавиться от наваждения – но тут бард размыкает губы, и начинает петь.
Он поёт о том, как прекрасна звёздная ночь. О том, как искры небесного света ложатся в ладонь – стоит лишь запрокинуть голову, поднять руки, и замереть ненадолго, сумев раствориться в бархатной тьме.
Бард поёт – и я ощущаю, как тает с каждым мигом желание освободиться от власти его музыки.
Песня говорит – остановись в своём беге, смертный. Оглянись по сторонам – ведь в спешке этой ты не видишь, сколь прекрасен мир. Ты – часть души его, дитя его. Остановись, зачерпни из ночного озера звёздный свет – познай мудрость сущего.
Мелодия уводит меня всё дальше от пиршественного зала – и я радостно иду за ней, моля лишь об одном: чтобы она не прервалась. Мне навстречу распахивает мягкими крыльями свои объятья ночь, и звёздный хоровод уносит меня ввысь – прочь от земли. Я чувствую, как прерывается моё дыхание, как всё реже бьётся сердце, подчиняясь небесной музыке – но не пугаюсь этого. Я знаю – пока звучит песня, смерть будет обходить меня стороной…
Но мелодия уже стихает – нет ничего вечного в нашем мире, кроме, быть может, его самого да небесных светил.
И я возвращаюсь в пиршественную залу. Смотрю на барда, стоящего в центре, перевожу взгляд на сидящих рядом со мной. Слегка удивляюсь – неужели я сейчас выгляжу так же, как они? И понимаю – да, так же. Волшебное странствие совершил, наверное, каждый из нас. И глава тоже.
На краткий миг вспоминаю о награде – равнодушно, без прежнего вожделения. Пусть предводитель отдаст её барду – я уже получил своё сполна от песни.
- Это красивая песня. – Голос повелителя тих и задумчив. – Очень красивая. Ты напомнил мне о… Впрочем, неважно. Теперь я понимаю, почему тебя так любит народ. А какие ещё песни ты знаешь, бард?
Мой недавний соперник смотрит на сидящего на троне. А его пальцы нежно, едва касаясь, скользят по лютне – словно благодарят её за только что родившуюся для нас сказку.
- Много песен, глава клана. О радости и боли, о жизни и живущих, о пути и цели… О войне.
- О войне? – Властелин подаётся вперёд, впивается взглядом в барда. – Спой мне о войне, бард. Я хочу услышать эту песню.
- Боюсь, она не понравится тебе, глава клана. – На лице барда появляется печальная улыбка. – Я пою не так, как твой менестрель. Я пою не о победе.
- Спой, бард. И, - тут предводитель встаёт с трона, - да будет мне в том порукой моя честь: даже если гнев вызовет твоя песня, не падёт он на тебя!
Изумлённый шёпот мечется меж стенами зала – мы стали свидетелями воистину редкого события!
- Как пожелаешь, глава клана. – Бард опускает голову в знак согласия.
И снова оживает под его чуткими и умелыми пальцами лютня. Но на сей раз мелодия, рождённая ею, звучит иначе – словно острые иглы впиваются в сердце, пронзают душу.
Тихий голос барда вплетается в музыку. Он поёт о воинах, павших на полях сражений. О тех, кому уже не суждено вкусить радости жизни. О том, что им уже всё равно, кто победил – ибо они проиграли, обильно оросив землю своей кровью.
Бард поёт о жестокости и бессмысленности войн – потому как победитель в них только один. И это – смерть, раз за разом собирающая щедрую дань с неразумных, поднявших оружие друг на друга.
В моей душе эта песня отзывается глухим погребальным звоном. По щеке скатывается слеза – но мне почему-то не стыдно за себя. Я знаю – так и должно быть. Так правильно.
А бард поёт.
О том, что лишь глупцы смывают обиды кровью – ибо порождают тем самым ещё большее зло. На место павших встанут их дети и друзья – и снова закружится в кровавом танце сталь, с упоением отнимая жизнь. Порочен сей круг, и торжествующе смеётся смерть, раз за разом понуждая своих рабов уничтожать всё вокруг себя.
О том, что мир живёт созиданием, и немыслимую боль причиняют ему люди, разрушающие красоту в угоду мести или корысти.
О том, что даже те, кто победил, убив врага – всё равно мертвы. Ибо, отнимая жизнь, они калечат свои души, лишая себя силы созидать. И чем дальше уходит человек по пути войны, тем черствее становится он, и вскоре настанет миг, когда не сможет рыцарь увидеть ничего, кроме крови и смерти. И вся красота мира пропадёт для него, ставшего живым мертвецом, одержимым жаждой разрушения.
Я вижу то, о чём поёт бард. Весенний день, распускающиеся почки, первые цветы, поворачивающие свои венчики навстречу солнцу. И закованные в сталь ноги воинов, равнодушно топчущие это великолепие жизни. Кровь на зелёной траве. Влага жизни искрится под солнечными лучами – так празднично и так страшно.
Слышу шелест листвы, пение птиц, радующихся ясному дню – и стоны умирающих, бульканье и хрипы, вырывающиеся из рассеченных глоток вместе с кровавой пеной.
Песня обрывается резким аккордом – я вижу барда, прижавшего руки к струнам. С трудом глотаю воздух – он режет горло, и мне кажется, что вот-вот на стол хлынет поток крови. Словно это меня убили в сражении.
На пол с грохотом падает кубок.
Глава встаёт с трона.
Смотрит на барда.
Молча.
Не отрывая взгляда.
Его лицо – белее снега.
Морщины и шрамы – чёрная паутина.
Глаза – холодное пламя.
А бард – улыбается.
И я понимаю – он знал. Он всё это знал заранее. И всё равно – пел.
Мне становится страшно. Впервые в жизни – не за себя. За него. Я знаю – сейчас глава нарушит свою клятву. Ему нанесли оскорбление – и его надо смыть. Кровью.
- Я. Поклялся. Что гнев мой. Не падёт на тебя. – Слова падают в полной тишине, словно глыбы, сорвавшиеся с горных круч в глубокое ущелье. – Я сдержу своё слово. Ты можешь уйти из города. Сейчас. Но не дерзай испытывать. Моё терпение. Если ты исполнишь. Хотя бы ещё одну песню. В черте моего города. Смерть настигнет тебя. В тот же миг.
А бард – улыбается.
- Благодарю тебя, глава клана, за достойный приём и верность слову своему. – Он что, издевается над повелителем?! Да нет, не может быть, не такой это человек. – Я ухожу. Да не покинет тебя удача до конца дней твоих.
Снова склоняется голова в знак прощания – и бард, развернувшись, делает первые шаги к выходу.
- Мой повелитель! Позволь мне… - О, Ангелы! Что я делаю?! Должно быть, я сошёл с ума!.. Нет, всё правильно. Так и только так. – Позволь мне проводить барда до городских ворот… И… и проследить, чтобы исполнен был твой наказ в точности. – Последние слова произношу почти шёпотом – моё лицо горит от стыда за эту ложь. Не перед главой – перед бардом неловко.
- Иди, менестрель. – Предводитель усмехается. – Но не медли с возвращением. Я желаю, чтобы ты мне сегодня пел до глубокой ночи.
Я торопливо склоняюсь перед ним – и чуть ли не бегом отправляюсь догонять барда.