Я караулил Федю в Тарасовке у изъеденного дождями заборчика, - и он, идя с тренировки, подписывал новую и новую программку.
Сегодня достаю одну из них, разглаживаю на складках. Кто-то из того “Спартака”, расписываясь, ставил рядом номер - годы спустя спасибо им за это. Иначе и не понять.
Но Федор оставался Федором даже в делах никчемных. Фамилию свою выводил старательно - “Черенков”. Добавляя что-то витиеватое в завершении. Вот одна программка, вот еще одна - тоненькая с матча против “Арарата”, почти журнал, выпущенный к “Нанту”… Хоть бы раз дрогнула Федина рука, - но нет!
Как-то сорвалась капелька пота с челки прямо на завитушку, только-только выведенную, и Федя, любимый футболист всех-всех-всех, виновато смахнул ее мизинцем. А след остался - вот он, сейчас передо мной.
Я глажу рукой эту программку, растекшийся след советского фломастера - и хочется плакать.
* * *
Если откуда-то сверху Федя видел и слышал всех пришедших на Троекуровское, - ему было тепло и неловко.
Никто не говорил громко - но всех было слышно.
Вот человек, похожий на Федора словно брат.
— Это брат и есть, Виталий, - отвечает мне кто-то из спартаковских ветеранов.
— Двоюродный? - переспрашиваю.
— Родной!
— Господи, - поражаюсь я шепотом. - До чего ж похож.
— Не то слово! - отвечает девушка рядом. - Бывает, скажет что-то, рассмеется, я сама поражаюсь - это же папа, вылитый…
До меня доходит не сразу - говорю с дочкой Федора. Настя превратилась в славную девушку.
— Помню фотографию - вы идете по бревну, а папа с мамой держат за руки. Было вам лет десять.
Настя задумалась на секунду и улыбнулась:
— Да, есть такой снимок…
Кого-то из друзей папы Настя обняла. Коллеге Игорю Рабинеру протянула зеленоватый отцовский галстук. Тот, обомлев, прижал подарок к губам. О Черенкове плохо не писал никто, но Игорю удавались тексты особенно пронзительные. Когда с любовью - видно сразу.
А Насте, кажется, передалась сердечность папы.
Я попросил этот галстук на секунду - и от него, нагретого октябрьским солнцем, почувствовал тепло. Будто сам Федор снял его секунду как - и протянул нам: носите. И помните.
— Федора мы любили прежде всего как человека, - донесся до меня голос Сергея Шавло. - Больших футболистов много, но чтоб большой футболист был таким человеком… Редкость!
Федору Федоровичу друзья отыскали, наверное, лучшее место. Если можно говорить такое о кладбище. Где-то внизу, поодаль генералы, герои труда и заслуженные артисты. Черенков и здесь - словно на футбольном поле. А все остальные - чуть в стороне, на трибунах. Федор покоится на горке - как Пастернак на тихом переделкинском погосте. Соседей пока нет. Федор на этом участке один.
* * *
Кто-то побывал с раннего утра - могила утопает в свежих цветах. На пригожую, руками собранную где-то в Подмосковье охапку ромашек слетелись шмели со всех лугов в округе - будто и лето продолжается, и жизнь, и футбол Феди Черенкова. Великого футболиста, от которого почти не осталось интервью. Только крошечный, минут на семь, фильм “Футбол Федора Черенкова”, снятый к его отъезду во Францию в 1990-м. Кажется, по личной инициативе Старостина.
Остались матчи, километры пленки - но что они скажут сегодняшним ребятам о Черенкове? Да и будет ли сегодняшний пацан все это смотреть? Впрочем, посмотреть матчи с “Астон Виллой”, “Аталантой” и Киевом стоило бы - хоть ради того, чтоб сделать открытие: “Спартак” Черенкова играл никак не медленнее нынешнего…
Я смотрю на деревянный крест и вспоминаю последнюю нашу встречу с Черенковым. Отчего-то начал Федор вспоминать стадионы в Англии, Аргентине. Говорил - какой же кайф играть, когда трибуны нависают над твоими плечами. Искал ответа в моих глазах, а я сконфуженно поддакивал. Наверное!
* * *
Ребята из спартаковской академии, будущие звезды и миллионеры, робко стояли с гвоздичками в руках. Переминались с ноги на ногу, не говоря ни слова. Даже не переглядывались.
— Между прочим, каждого из вас Федор знал по имени, - произнес кто-то.
Рядом стоял тренер со знакомым лицом. Я не мог вспомнить - кто ж это? Из поколения недавно закончивших, с первой проседью. Не удержался, спросил.
— Это ж Володя Джубанов. Неужели не узнали?
Вот теперь узнал. Конечно же!
Все приходили по одному - вот Виктор Самохин. Крепко-крепко пожимает всем руки. Вот Георгий Ярцев и Сергей Шавло отошли куда-то и вернулись полчаса спустя с венком.
Сергей Родионов, сказав что-то негромко пацанам из академии, готов говорить и со мной:
— Сейчас мне кажется, что помню каждый день, каждый момент общения с Федором. Это было такое счастье - играть с ним в одной команде, открываться под его передачи… Эти передачи были шедеврами, сам он помнил досконально всякую комбинацию даже годы спустя. Это тоже мало кому дано. Но объяснить он не мог!
— Вы спрашивали?
— Да постоянно. Пожимал плечами: “Я не понимаю, как это получилось”. Сегодня для меня очень волнительный момент.
— Помните, как с Черенковым познакомились?
— 78-й год, Тарасовка. Хотя я еще до этого знал, что в 59-м годе рождения появился паренек. Не очень физически крепкий, но исключительного ума. Даже фамилию запомнил - Черенков. Я тоже был в школе “Спартака”, но на три года младше. А в 1978-м впервые вместе вышли на футбольное поле - и всю карьеру шли вместе. Жили в одной комнате.
— Последняя встреча была в больнице?
— К сожалению, нет. В реанимацию был разрешен доступ только родственникам. Встретились накануне этого несчастного случая. Федор часто приезжал в академию. Вот там и встретились.
— Я услышал, что Черенков знал по именам всех ребят в академии. Неужели правда?
— Так и есть. Мы с ним постоянно что-то обсуждали. Просто Федор не так броско это делал, зато в беседах постоянно интересовался: “А это кто? А это?” Особенно обращал внимание на ребят техничных, способных отдать передачу. А если кого-то видел впервые, тут же все выяснял и запоминал.
— Старостин как-то зашел к юному Черенкову в номер: “О чем мечтаете, молодой человек?” - “Заиграть в “Спартаке” и жениться”. А у вас есть такой же, самый памятный разговор?
— Есть. Но о чем тогда говорили с Федором, рассказывать в газетах не стоит.
* * *
— А вы когда первый раз увидели Черенкова? - интересуюсь у Георгия Ярцева.
— В том же 78-м. Худенький такой… Как тогда казалось - маленький и хиленький мальчик. Но сразу чувствовалось, что боец. Еще мы быстро поняли, что этот человек станет любимцем Бескова. Но особенно ему покровительствовал Николай Петрович, который говорил: “Федор еще всем покажет…” Черенков был словно сын полка!
— Прекрасное определение.
— Неконфликтный человек. Любил не учить, а учиться. Таким и оставался до конца футбольной карьеры. Никогда молодые не слышали, чтоб он что-то менторским тоном говорил. Что сейчас, что прежде вспомнит кто-то в компании Федора - и сразу у всех улыбки. Светлый человек! Бессребреник, мог отдать последнее! Что, кстати, регулярно случалось…
— Сегодня случайно вспомнилась какая-то встреча с Федором?
— Мы жили в соседних домах как раз в то время, когда Черенков проводил самый великолепный свой сезон: играл за “Спартак”, первую сборную, олимпийскую… Вот где здоровье-то было подорвано. Однажды встретил его на улице - Федор брел уставший. Остановились, разговариваем. А Черенков всегда выражал сомнения в собственном таланте! И тогда вдруг произносит: “Ой, Георгий, а я не знаю, возьмут ли в сборную…” Я рассмеялся: “Если и сшили в сборной два костюма, то Малофееву и тебе”. Малофеев тогда был главный тренер. А Федор даже на вершине славы всегда критически себя оценивал. Собственные действия подвергал сомнению. Поэтому и получился из него народный футболист.
— Еще какие фразы помнятся?
- Как-то долго сидели на сборе, народ стал проситься домой, и Бесков на собрании говорит: “Значит, вы семью любите больше, чем футбол!” И тут в тишине слышим негромкое, но отчетливое от Федора: “А я и семью люблю, и футбол…”
— В этом он весь.
— Точно! Женам тогда запрещалось нас встречать или провожать. Но для Федора делалось исключение - жена его и провожала, и встречала. Федор есть Федор, ему многое позволялось. Только лишь потому, что он никогда не манипулировал и не тянул на себя одеяло. Просто жил как жил. Это его судьба, его жизнь. Когда сейчас всякие яйцеголовые дегенераты дают характеристики этому человеку… Нужно прежде соизмерить величину Черенкова и собственную. Играли-то все. Но все - по-разному. И не каждый остался в народной памяти, как Федя.
* * *
Скульптор привез макет памятника Федору, который вот-вот установят на Троекуровском. Прямо здесь обговаривали последние штрихи: как разместить спартаковский ромб, как повернуть трибуны за спиной Черенкова - любой пришедший навестить Федора должен видеть эти трибуны издалека.
Неподалеку от Черенкова лежит актриса Любовь Полищук - памятник у нее удивительный, ни с каким не спутаешь. Белая высокая стела, бюст из прозрачного камня. Быть может, горного хрусталя. Солнце встает - и луч ломается в этом камне, брызгами рассеивается по тропинкам. Лицо оживает!
У Федора тоже будет особенный памятник.
— Черенков был светлым человеком - и вырезать его фигуру будем из белого камня, - рассказал мне скульптор Владимир Матюхин.
— Когда готовили памятник погибшему ярославскому “Локомотиву”, проектов было много. Вокруг памятника Черенкову тоже случались споры?
— В ярославском конкурсе я участвовал. Тогда мой вариант остался незамеченным. В случае с памятником Федору вариантов было несколько, мы постоянно контактировали с братом Виталием Черенковым. Остановились на варианте с трибунами за спиной, отыскали одну из лучших фотографий Федора в движении. На поле по силуэту можно было понять, кто это. Постараемся это неуловимое передать в памятнике, кошачьи движения Феди, пластику… Еще решили - человек, поднимаясь по лестнице на этот участок кладбища, должен видеть фон из трибун издалека. Чтоб каждый остановился и помянул. Из пятнадцати эскизов семья решила остановиться на этом.
— На могиле Высоцкого собирались установить метеорит. Для могилы Черенкова тоже предлагались нестандартные варианты?
— Нет. У нас получилось светло и емко. С самого начала было понятно, чего хотим. Общение вообще получилось позитивное. Несогласных не было - вместе мы искали только движение, пластику…
— Ромб будет какой-то необычный?
— Да, красно-белая мозаика.
— Это не так просто?
— Сложнее с фигурой. Не литье, а светлый камень. Очень ответственная работа. Металл можно перелить, а с камнем работаешь сразу набело. Не исправишь.
* * *
Дмитрий Градиленко дважды становился чемпионом страны - в одном составе с Федором Черенковым.
— Был случай… - улыбается воспоминаниям Дмитрий, держа стаканчик с кофе в руке. - Сидели мы на зимних сборах то ли в Голландии, то ли в Германии. Перед сном отправились прогуляться. Я, кто-то из молодых, и Черенков. И вдруг Федор говорит: “А вы знаете, что надо есть кокос?”
— Зачем?
— Мы тоже поразились: “Зачем?” Мы знать не знали ни про какие “Баунти”. А Федор отвечает: “Очень укрепляет в смысле мужской силы…” Он год отыграл во Франции и все это, неведомое советским людям, прояснил. Я тоже на всю жизнь запомнил.
— У меня до сих пор перед глазами гол “Кельну” с нулевого угла. Не представляю, как Черенков его забил.
— Да, 89-й год, поздняя осень… А я помню другой момент. Тогда в Тарасовке часто дубль играл против основы. Как-то выхожу с дублерами, отвечаю за Родионова. Присматриваю за Федором, вся игра через него. Он смотрит в одну сторону, к Родионову даже голову не поворачивает. Я обернулся в другую сторону - кому ж он собирается отдавать? Тут же мяч оказался за моей спиной, Сергей Юрьевич вышел один на один и забил. Вынимай. Я и сейчас не могу понять: как же так?! На одну секунду расслабился!
— Вы с Черенковым легко перешли на “ты”?
— Когда я только попал в команду, заходил в спартаковский автобус, который отходил от Сокольников, и сразу забивался в дальний угол, чтоб никто меня не видел и не слышал! Едва ли я мог в то время сказать Черенкову “ты”. Да и вообще, вряд ли мог сам завести с ним беседу. Черенков был для меня каким-то нереальным человеком.
— У того “Спартака” были матчи, после которых ветераны могли жестко высказаться. Выездной со “Стяуа”, например, - и три мяча в воротах Дасаева.
— Лэкетуш с Хаджи разрывали…
— Ваш левый край, между прочим.
— В том-то и дело! Надо мной потом не ветераны смеялись, а мои одногодки, Мостовой и Шалимов. Говорили: “Град, подойди на вахту, тебе письмо пришло”. - “От кого это?” - “Да Лэкетуш написал…” А Федор не издевался, нет. Не помню не то что выговора, а даже повышенного тона с его стороны.
Вся та спартаковская жизнь для меня сейчас будто сон. Было, но не со мной. Вот пересматривал недавно матч с “Глентораном” в Кубке чемпионов. Тогда спартаковская форма потерялась, дали какую-то чужую. Не помните?
— Что-то припоминаю. В черной играли?
— Черно-красная в шашечку! Кажется, Федор тогда забил. Вот это помню. Как играл - тоже помню. Но ощущение, будто происходило в каком-то параллельном измерении.
* * *
Я оглянулся, уходя. Кто-то складывал поминальный столик. Кто-то, присев на корточки, ладонями хранил от ветра горящую свечку.
Даже сейчас, год спустя, не верится в три слова, выведенные на этой дощечке. “Черенков Федор Федорович” - это разве о нем, самом прекрасном футболисте моей юности?
Разве Черенкова может не быть где-то рядом?
Но если о нем - пусть черта меж двух дат будет для него мостиком в другую жизнь. Еще светлее.
Которая, конечно же, есть.
Автор
Тема: Кра<C>но-Белый клуб! (Прочитано 663031 раз)
6 
